Людмила Бояджиева - Сборник рассказов [искусственный сборник]

Не рвались мои сверстницы и в фотомодели. Модели существовали в статусе манекенщиц при скромных домах моды, где демонстрировали одежду и снимались для журналов типа «Рукоделие», «Сделай сам», в которых приводились инструкции по вязке свитеров и прочему изготовлению пули из кабачковой икры. Нельзя сказать, чтобы увлекательно и престижно.

Промелькнула во французской кинокомедии информация о неких девушках по вызову. Они работают в агентствах, умны и образованы, при этом не носят белья даже в авиационных перелетах. А клиенты — миллионеры и шахи с дипломом Сорбонны, готовы к вечной любви и законному браку. Поахали и забыли. Модной профессия не стала, не было экономической и социальной предпосылки.

Я, например, хотела стать ботаником. Нет, не шизанутой интеллектуалкой, заплесневевшей от библиотечной пыли, а волшебницей, колдующей среди ванильных ароматов тропических теплиц. В дошкольном возрасте девочку привели в сухумский Ботанический сад. Она со слезами ушла, чтобы вернуться навсегда. К рододендронам, лилиям Виктория, лимоновым деревьям и банановым пальмам. Но сад перебили тигры. В цирке выступала дрессировщица Ирина Бугримова — редкая красавица, властная повелительница диких зверей! Тигры обожали ее и прямо стелили свои полосатые шкуры, падая штабелями под сверкающие сапожки! Потрясенные зрелищем, мы с Лариской отправили письмо в журнал «Юность», умоляя срочно ответить на вопрос: как стать укротительницей? Мы трепетно ждали, дрессируя Ларискиного кота. Нам не ответили, и мечта как–то увяла. Да ведь не сошелся же свет клином на тиграх?

На экранах появились голливудские «Три мушкетера». Как ловко «дрессировала» судьбу обольстительная миледи! Но где получить диплом авантюристки? Учебником стала художественная литература, изобиловавшая элегантными пройдохами в мужском варианте от Бендера до Феликса Крула. Кое что в технике покорения обстоятельств прояснилось.

Знаете, что коллекционировали тогда самые продвинутые юные леди? Фото киноактеров. Их продавали в киосках по семь копеек. Мордюкова, Рыбников Ларионова, Симона Синьоре, Жерар Филлип, Беата Тышкевич — старательно отретушированные, в основном черно–белые портреты. Заглядывая в осененные бархатными ресницами глаза кинозвезд, девушки не сомневались — вот они, подлинные счастливчики. На работе постоянное вращение среди Стриженовых и всяческих Лановых, в личной жизни — бесконечное купанье в лучах славы. Для них вздыхает далекий теплый океан, их венчают лавры международных фестивалей, принцы в длинных кадиллаках умыкают их на свидания. Поклонники, популярность, деньги… Нет, о деньгах мы не думали. Зачем они, если покупать нечего?

Ни кулинарных изысков, ни украшений домашнего быта, ни шмоточных женских радостей в госторговле не наблюдалось. Вообразите: все нужно делать самой. Пирожные из детской каши, люстры из пустых бутылок, дубленки — из сторожевых тулупов.

Сражение с иностранной фирмой давалось не просто — надо было держать руку на пульсе и напрягать творческий потенциал не слабее Коко Шанель. Знаменитый кинорежиссер привез журналы «Вог» — вздрогнуть и умереть. А потом закупить наперниковой ткани и строчить на столетнем Зингере обалденные эксклюзивные модели. Состязание юной малоимущей москвички Эллочка с миллионершей Вандербильд, запечатленное в двадцатые годы Ильфом и Петровым, стало символом эпохи «самопала». Но какие впечатления, эмоции, страсти! Я красила песца голубыми чернилами и обшивала им джинсовый сильно приталенный пиджачок. Пострадала ванна, руки, мебель, одежда, отношения с домочадцами и животными. Но когда появилась в самом центре модной тусовки, ощущение было непередаваемое. Шок, обморок, шестой элемент. И так каждый день! Ни дня без подвига.

Может, все эти ухищрения — красный стрептоцид, мелькание спиц, трехчасовая очередь за гедееровским бюстгальтером (пока достоялся, остались лишь на два размера меньше) — драгоценные трофеи, вырванные у плутоватой судьбы, закалка характера, прививка выживаемости? Признайтесь, вовсе неинтересно, когда есть все. И что еще хуже — все есть у всех. Скучно.

Теперь у нас появились вещи — все, что угодно для головы, для тела, для живота. Есть в чем и куда пойти. А музыка, видио, фильмы? Восторг, пир духа! Но почему тонущие в обвале звуков тусовки чреваты взрывами ярости, свеженькие, как у Барби, мордашки, омрачены печатью безысходности, скуки и все чаще, что бы хорошенько оттянуться, юным и благополучным требуются допинги? В чем дело, съел вы что–нибудь? Догадываюсь, где таиться отрава: обилие удовольствий, широта свобод несут в себе яд пресыщения. К нему привыкаешь, требуя увеличения дозы. Порог чувствительности снижается, а круг допингов, увы, ограничен. Курево, напитки, колеса — и ты уже в отстое. Секс, секс во всех вариантах, сплошной секс — тошнит. Вещи, развлечения, вещи, и снова лбом об стенку — обрыдло. Границы дозволенного отступают: свободней, рискованней, круче, еще круче… А дальше что? Все — по барабану. Ватная усталость, тупое осатанение. Может, иногда стоит волевым порядком сесть на «диету»?

Представьте: во времена Пушкина обольстительнице стоило лишь показать носок туфельки из–под трехслойного подола, чтобы героя охватила любовная горячка и он, в жару и белой шелковой сорочке писал при свечах нечто гениальное, а потом стрелялся с соперником на розовом утреннем снегу. Вздутая ветром юбка Мерлин Монро потрясла мир своим вопиющим эротизмом. Сейчас, чтобы задеть за живое, на киноэкране надо выпустить кишки, завернуть что–то криминальное, горяченькое вроде лесбо–педо–садо. И что же? Все гуще размазанные по асфальту мозги, свирепеют извращенцы–маньяки, звереют рабы основного инстинкта, но нам не страшно, не больно, не интересно. Снова та же стена — облом, завал, тупик.

Жалко, хоть плачь. Когда вспоминаешь рыдания зрительного зала над робким трепетом «Шербургских зонтиков», чувствуешь себя посвященной в тайну и рвешься поделиться ею. Ведь позади жизнь. Не такая, что бы ставить в пример, но несмотря ни на что — счастливая.

Возвышенного в ней было много, а в смысле земного — скромненько. Так много обещавшая в молодости, жизнь обманула — не додав миллиона алых роз, брызгов шампанского, сотен не сыгранных, захватывающих дух сюжетов. Не явились на сцену роскошные декорации, остались без дела опасные трюки, головокружительные интриги и пылкие страсти.

Однажды ночью случилось прозрение. Я вскочила с постели, что бы торопливо написать на тетрадном листе: «Большой вальс». Длинный роман про любовь от тоски и бессонницы. Том первый, глава первая, страница первая. Роман из трех частей был готов — возник сразу, будто всегда сидел в моих потрохах и требовал права на жизнь. Потом явились другие истории. В них оказались все несыгранные роли, все обитавшие в воображении миражи, не пережитые страсти, не востребованные умения. Явились по первому свисту суперблестящие герои, завертелся глобус, предлагая переместиться в любой манящий уголок.

…Ежегодный бал в Монако. Всемирный бомонд, пресса, мелькание знакомых лиц. «Привет, Лиз! Как дела у Майкла?» «Что пишут япошки о турне, Дэвид?» Принц сноб и зануда, хотя и метнул мне в качестве ненавязчивого презента мамину диадему образца алмазного фонда. Но вон тот, с магнетическим взглядом — известный маг, умеющий летать… На террасе одуряюще пахнет фиалками и оркестр по чьему–то смурному заказу затягивает «Маленький цветок». Маг оставляет назойливую герцогиню Йоркширскую и направляется ко мне. Поклон, смоляная прядь упала на вдумчивый лоб и я уже знаю, что он скажет, кладя руку на мою осиную талию: «- Наконец–то мы встретились, Мечта…»

… Я с ужасом читаю в «Двенадцати стульях»: «старуха зевнула, показав пасть пятидесятилетней женщины». А раньше и не замечала обиды, не сомневалась, а что еще можно показать в таком–то преклонном возрасте? Девочки, бодрые мои, не ждите, пока зубы можно будет демонстрировать только дантисту — улыбайтесь. Наш новый мир щедр к вам. Не дожидайтесь, пока кто–то решит, как вам лучше жить. Жить надо в полную силу, лучиться радостью во весь накал. И не презирайте «старух» за то, что не одобряют она трусиков «танго» и много чего из нынешней жизни не понимает. Просто у них было по–другому, но сами они — точно такие же, вечно ждущие тепла, радости, любви.

Дорогие Дочки — Матери, вы же все знаете сами: нет пропасти поколений, есть теснота совместного проживания и бремя бытовых проблем. От них и раздражительность, а на кого ее выплескивать, как не на ближнего? Только не это нужно вам, не такая «разрядка». Посмотрите друг на друга — руки, волосы, глаза — каждая морщинка, каждая жилка — родные…. Родные, люди — роднее некуда. Обнимитесь и подышите вместе, слушая как стучат два сердца. как тогда, когда одна была еще в животе, а другая таскала его, грузно переваливаясь на отекших ногах и с нетерпением ждала. Радости ждала. Так вот же она — радость!